Затерявшиеся

- Как ты можешь спать?! Ты слышишь?
Я терпеть не могу таких пробуждений; первые минуты я вообще не могу вспомнить 
– где я нахожусь. В палатке темно и в глаза бьёт свет фонарика. Я жмурюсь и 
отвожу его руку в сторону. Сердце учащено бьётся.
- Ты слышишь? 
Он поднимает указательный палец и напряженно замирает. Я ничего не слышу, 
кроме пения сверчков. На речке шлепнулась рыба. Но мне становится жутковато.
- Знаешь, друг ты мой, с этими делами разберёмся завтра. Расскажешь, что тебе 
померещилось…
Я отворачиваюсь к стенке и натягиваю одеяло. Интересно, что он принял? 
Спиртного мы не брали. Накурился травки? Наглотался «колёс»? Раньше я за ним 
такого не замечал…
                                    * * *
Веселое утреннее солнышко пробивается сквозь бурую материю палатки. Оно уже 
достаточно высоко, пожалуй, сейчас часов десять. Однако я заспался. 
Я поворачиваю голову – рядом пусто, только скомканное одеяло. Дружище мой где-
то гуляет, наверное, уже наловил рыбку на утренней зорьке, - самый клёв. 
Хреновый из меня рыбак!
Что-то смутное мелькает в голове о ночном происшествии…
Я расстёгиваю палатку и выползаю из неё на карачках. Надо бы чайку сообразить…
Из-под ног прыгают кузнечики, разбегаются маленькие, юркие ящерки, любопытно 
оглядываясь на меня бусинками глаз. На речке никого. Должно быть, он спустился 
пониже. 
Я привязываю чайник к длинной палке, чтобы зачерпнуть воду подальше от берега. 
В затончике стоит белая цапля. Крупная чайка со всей скорости рухнула в воду и, 
схватив мелкую рыбёшку, взмыла вверх. На обратной дороге я цепляю пару 
суховатых дровеняк для костра. 
Закон подлости: когда не надо – брось спичку на мокрую траву и получится пожар. 
А попробуй разжечь костер, и самые сухие щепки будут тлеть, но не загораться. 
Наконец сквозь дымок прорываются язычки пламени…
Я откидываюсь на спину и, покручивая в пальцах сухую веточку, смотрю на речку. 
По течению плывет пустая пластиковая бутылка: он задевает горлышком за осоку, 
переворачивается другой стороной, и скрывается в тени моста…
Сзади торопливые шаги; появился-незапылился…
- Ну, хвались уловом.
- Пошли, я тебе кое-что покажу.
Мне очень  не нравится его лицо: под глазами круги, он, похоже, не спал. И 
особенно мне не нравится его взгляд. В памяти опять шевельнулся какой-то 
неприятный червячок…
- Пошли!
- Может быть, сначала позавтракаем?
- К чёрту завтрак!
С таким лучше не спорить; я неохотно сдаюсь. 
- Далеко-то идти? Вещи-то как бросать?
Он махает рукой и, развернувшись, идёт в посадку. М-да… Я поспешаю за ним. 
Впереди меня маячит его какая-то согнутая, скуксившаяся спина, я к тому же всё 
время поглядываю в траву под ноги, чтобы не наступить на гадюку и отмахиваюсь 
от паутины. Мой друг сошёл с ума, какая досада…
Мы выходим на поляну.
- Смотри.
Я скептически приглядываюсь.
- И что же?
- Да ты смотри, а не ухмыляйся!
Посредине поляны - выжженный круг, метра три в диаметре. 
- Красиво. Сам сделал?
- Идиот!
Злится он на меня серьёзно, а психов лучше не злить…
- Ну и что это значит?
Он подходит ко мне и внимательно заглядывает в самые глаза; мне от этого 
становится нехорошо.
- Ты действительно ничего не помнишь?
- А что я должен помнить?
Он мне тычет в грудь пальцем, сопровождая этими тычками, как знаками ударения, 
каждое свое слово:
- Ты ничего не помнишь потому, что они забрали твой мозг!...
- Что они сделали?
- Забрали твой мозг!
Пауза: несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга. 
Я разворачиваюсь и почти бегу к палатке: так, быстренько сложиться и домой! Но 
его родня! Что я ей скажу? Они никогда не поверят, что я не причастен к его 
помешательству…
Он кричит мне вдогонку:
- Они вскрыли твою черепушку и вынули твой мозг!
Тут я выхожу из себя и теряю всякую осторожность:
- Нет, дружище, ты вот объясни мне, пожалуйста, - чем это ты так ужрался, что 
несёшь такой бред? Если у тебя хоть немного ума осталось, то объясни мне – как 
я могу думать, если у меня вынули мозг? Как я могу говорить, ходить? Это что – 
такая дикая шутка что ли?
Он закрывает ладонями лицо.
- Они поставили тебе какой-то чип…
- Твою мать! Ты достал меня! Собирайся, поехали домой! Это последний раз, 
когда я с тобой куда-то ездил…
Он раздвигает указательный и средний пальцы и в эту щель выглядывает его 
пугающий глаз:
- А куда – домой?
Ноги становятся ватными, и к груди приливает жар.
- Как куда?.. Домой… Домой, - куда же ещё?…
Я лихорадочно хлопаю по карманам своего камуфляжа в поисках пачки сигарет. 
Пальцы не слушаются, спички не зажигаются и падают. Я делаю глубокою затяжку 
и выпускаю дым через нос.
Проблема в том, что я не могу вспомнить, где я живу. 
Это похоже на заезженную пластинку: игла доходит до царапины, подпрыгивает и 
возвращается на исходную позицию. В памяти нет ничего про мой дом…
- А помнишь, кто ты? Как мы здесь оказались?
Я грызу фильтр сигареты и с обречённостью вглядываюсь в небо, словно стараюсь 
на нём прочесть ответы на его вопросы…
Этого не может быть, не может…
Я собираюсь с силами и выдавливаю из себя:
- А ты? Ты-то помнишь?
Он, не отрывая рук от лица, качает головой.
Каркнула пролетевшая ворона…